Студию «Журналиста» посетил бывший генеральный директор Центра общественного здоровья Минздрава Владимир Курпита. С нашим гостем мы обсудили, насколько Минздраву и правительству Украины удается справляться с пандемией COVID-19, как сейчас движется медицинская реформа. Также мы поинтересовались мнением специалиста по созданию Медицинского совета, а также о работе действующей команды министерства здравоохранения, какой бы она должна была быть.
Сообщив о своем увольнении с должности генерального директора Центра общественного здоровья Минздрава, Владимир Курпита на своей странице в Facebook написал следующее:
«Основная причина моего решения — отсутствие диалога о дальнейшем месте Центра и его роли как координирующей структуры Общественного здоровья. Два последних года мы фокусировались на повышении ответственности граждан и местных властей за здоровье, поскольку общественное здоровье должно базироваться на постоянном диалоге между ключевыми игроками и секторами экономики, которые влияют на здоровье. Вместе с тем озвучено желание создать сеть учреждений контроля за заболеваниями и развивать одновременно региональные центры общественного здоровья. Мне кажется, что такая двойная трактовка — ошибочна. Поэтому принял решение дать новой политической команде возможность воплотить их замыслы».
— Что Вы имели в виду, когда написали в Facebook о желании создать сеть учреждений контроля за заболеваниями, развивать одновременно региональные ЦОС, а также о «двойной трактовке»? Что в этом плохого?
— В общем, если мы говорим о системе общественного здоровья в мире, то фактически ее на украинский язык неправильно переводят, потому что, если семантически переводить, то она должна была звучать как «система управления здравоохранением». То есть Public Health во всем мире это подходы относительно самоуправления системой в целом, а не отдельным учреждением. Это большая разница. И когда мы начинали дискуссию с Уляной Супрун, то обсуждали, что система общественного здоровья — это будут подходы, которые внесут новые понимания о том, как должны работать департаменты здравоохранения на местах, каким образом должны складываться отношения с другими органами власти, кто должен этот вопрос координировать. Поэтому все заведения, которые создавались, Национальная служба здоровья, сама реформа министерства здравоохранения, это было именно создание основ для системы общественного здоровья. Центр общественного здоровья в данном случае был одним из кирпичиков, он должен был заниматься именно анализом, сбором информации и интерпретацией, чтобы можно было принимать решение. Когда происходила смена руководства, тогда началась дискуссия и появились заявления, например, от Михаила Радуцкого, что нам не нужна система общественного здоровья, а нужна сеть центров по контролю за заболеваниями. Здесь и началась дискуссия, почему не получилось, почему оно трактовалось по-другому. Потому что тогда от руководства Минздрава начало звучать, что им нужна система, которая будет осуществлять исключительно инспекцию и выполнять контролирующе-наблюдательные функции с возможностью элементов влияния, каких-то вещей, которые касаются штрафов. И это выглядело так, что идет к восстановлению СЭС, это не является очень плохой новостью, но это немного другие функции, чем те, что пре предусматривал дполагал я. Поэтому я всегда задавал вопрос: «Какие функции возлагаются на Центр общественного здоровья?». Я не получал ответа. Наоборот, мне говорили, ты работай, а мы посмотрим. Если нет контакта с первым лицом, а тогда Министром была Зоряна Скалецкая, когда я пишу сообщения, запросы, и не получаю никакого ответа, мне это кажется странным. Я не могу так работать.
— За прошедшее время видите ли Вы возвращение к старой системе работы Минздрава и в медицинской сфере Украины в целом?
— За это время у нас сменились три министра (министры здравоохранения, — ред.), и ни один из них не определился относительно общественного здоровья. К сожалению. Виктор Ляшко, который был моим первым заместителем, сделал заявление, что Украина будет строить какую-то вертикальную систему, но это тоже не сдвинулось. Парламент не принял никаких изменений в законодательство, думаю, что этому способствовал, конечно, вопрос с COVID-19. Но он открыл определенный ящик Пандоры, потому что сама система, как я уже сказал, это вопрос управления. Управление осуществляется на разных уровнях: национальном, областном, местном. И на каждом из этих уровней должны быть установлены определенные правила игры, почему мы принимаем такое или иное решение. Сейчас я не вижу этого разговора о том, какие полномочия будут переданы в областные управления здравоохранения, или, например, какие функции будут выполняться на уровне объединенных территориальных общин. Это взаимосвязанные реформы. Поэтому я думаю, что реформа зависла, ведь никак не меняется. Более того, нам говорят, что вот сейчас восстановят какую вертикаль, но для содержания и формирования этой вертикали нужны большие ресурсы. Вот мы даже видим, что для создания Фонда по борьбе с COVID-19, с одной болезнью, нужны десятки миллиардов гривен, а таких болезней масса. То есть, Украина просто не вытянет финансирование этого всего из национального уровня. Поэтому мы думали, что сможем определить приоритеты, и что-то финансировать из национального уровня, а что-то передавать на областной уровень.
Теперь общая политика, которую проводит нынешняя команда, не только Минздрава, но и правительства и президента Зеленского, идет к централизации власти, уменьшая полномочия регионов. На этом фоне, я думаю, что это будет создавать вызовы в будущем, поскольку система будет требовать больше ресурсов. Технологии растут так быстро, что мы уже отстаем. Примером этому может даже быть ситуация с COVID-19, когда с технологической точки зрения есть два больших провала. Во-первых, количество тестирований. Во-вторых, это касается специфической работы в вирусологии, когда нужно сделать секвенирование вируса или расшифровать вирус, какой же именно вирус у нас циркулирует. В глобальной базе данных по COVID-19 украинских вирусов нет, ни одного за 6 месяцев. И это очень досадно, потому что это можно было сделать.
Это требует определенного видения ситуации и распределения ресурсов. То есть, если мы говорим об общем тестировании населения, то Минздрав использовал популистский подход относительно того, чтобы в каждой области установить определенную лабораторию, которая на месте будет тестировать. И это же было желание сначала тестировать у постели больного. В любом случае эти лаборатории являются маломощными, они могут осуществлять 300-400 тестов в день. Это их предел. Вместо этого предлагалось создать в Украине 4-5 хабов, где можно установить одно оборудование, но мощное, которое будет делать 960 исследований за 3 часа. Таким образом тестирование можно было бы увеличить в разы. Но для этого, условно, надо было, чтобы Ивано-Франковская, Тернопольская, Волынская, Ровенская области согласились во Львов свозить материал для анализа. Здесь надо проводить переговоры с руководителями областей и городов. Но тогда они теряют вопрос электората, потому что они не могут на это повлиять. Еще один вопрос: кадры. У нас дефицит кадров. Эта проблема была еще при каденции Уляны Супрун. Мы несколько раз пытались изменить кадровую политику. Например, чтобы в сфере общественного здоровья в лабораториях работали не медики, а биологи. Таких специалистов больше, потому что их готовит больше университетов. Их приглашали, но не позволяли защищать категории, не давали возможности развиваться, поэтому они не были заинтересованы идти на такую работу.
— Как оцениваете шаги Минздрава и правительства в борьбе с пандемией COVID-19?
— Вообще я бы охарактеризовал эту всю ситуацию как «желание понравиться». Условно говоря, много вещей, которые осуществляло правительство или министерство здравоохранения, это было рассчитано на то, чтобы понравиться населению. То есть изначально нам говорили, что Украина готова к эпидемии, мы справимся, мы мобилизовали все ресурсы, но при этом это не было правдой. Из-за чего и возникла ситуация с Новыми Санжарами, а также в Винниках, где люди гимн пели, потому что к ним не привезли больных. Это результат того, что система не готова. Во-вторых, в такой ситуации мы должны понимать стратегию. Стратегия состоит из того конечного результата, а также этапов, которые в него входят. Штаб, который заседает в министерстве здравоохранения, должен эту стратегию продемонстрировать в самом начале. Она, к сожалению, не была представлена. А стратегия заключается в чем?
Коронавирус относится к вирусам, которые передаются воздушно-капельным путем. Среди тех, кто передает вирус, есть много лиц, которые не имеют признаков болезни, и они могут передавать вирус, еще не обращаясь к врачам с какими-либо симптомами. Из-за этого есть две большие стратегии в мире, которые применяют для такого типа вирусов. Первая: закрыть всех дома, ожидая до тех пор, пока последний инфицированный в стране не найдется. Затем должно пройти еще три недели, и уже потом можно позволять все открыть. Так делал Китай, но это должен быть очень жесткий карантин. На это надо тратить много ресурсов, которые, в частности, идут на финансирование работы полиции, возможно даже с привлечением армии. То есть, в любом случае идет использование ресурсов. Зато нам делали красивую картинку. Особенно меня радовали ситуации, когда обрабатывали улицы с дезинфектантами. Затем нам запретили ходить в парки. То есть это были исключительно популистские заявления, которые не базировались на понимании того, что происходит. Вторая стратегия заключается в том, чтобы либо искать вакцину, мы не можем себе этого позволить, или позволить, чтобы люди болели и построить систему здравоохранения, чтобы она вовремя отреагировала.
И здесь, по моему мнению, было принято несколько решений, которые не были рассчитаны на долгосрочный период. Это было рассчитано на то, что через 2-3 месяца придет лето и все успокоится. Я думаю, что это была недальновидность министерства здравоохранения и правительства в целом, что они рассчитывали, что этот вирус будет похожим на грипп, а грипп примерно в мае-июне снижает свою активность.
Есть 4 этапа реагирования на вирус. Первый — выявить с помощью тестирования больного человека. Далее следует выявить всех лиц, с кем он контактировал. Третье — изолировать этого больного человека и тех, кого он инфицировал. Четвертое — осуществлять мониторинг (наблюдение) за этими людьми. Что мы, в конце концов, имели? Тестировать не было возможности. Украина не была готова к этому. Это правда. Как я уже сказал, если бы было создано несколько крупных хабов, то мы бы имели значительно лучшие результаты. По отслеживанию контактов. Здесь полный провал. Базовые подходы эпидемиологии говорят о том, что обычно человек в течение дня достаточно тесно контактирует с шестью-восьмью людьми, инкубационный период вируса — 5 дней. Соответственно, за это время каждое инфицированное лицо могло потенциально инфицировать по крайней мере 30 человек. То есть, если сегодня обнаружили 810 больных, умножаем это число на 30, и имеем потенциально 24 тысяч человек, которых надо за 2-3 дня выявить и протестировать. Для этого нужно привлекать возможности полиции, мобильных операторов, местной власти и другое. Этого не было сделано. Возможно министерство здравоохранения рассчитало, что таких ресурсов нет, чтобы это реализовать, но об этом ни разу не было сказано обществу. И у общества возникает реакция: когда начала расти заболеваемость, у нас начали ослаблять карантин. Это провал в коммуникации. То есть были предложены правильные шаги, но после этого не было последовательных действий, которые были бы направлены на разъяснение, чего людям ожидать, каковы будут дальнейшие шаги. Соответственно, поэтому уровень доверия к сообщениям от министерства очень сильно снизился. Поэтому повлиять на общество, то есть вернуться к каким-то мерам, можно будет только в том случае, если общество увидит такую же трагедию, которая была в Италии.
— Насколько реально, что в Украине повторится итальянский сценарий с COVID-19?
— Есть несколько теорий, которые свидетельствуют о развитии эпидемии. Все они говорят о том, что пока общество не приобретет иммунитет, то есть пока не переболеет, не проконтактирует с вирусом 60-70% людей, до тех пор мы будем иметь эту угрозу. Но реализация этой угрозы может быть разной. Один из сценариев говорит о том, что самым ужасным была первая волна эпидемии, она наибольшая, а потом будут волны, которые будут повторяться через 3-4 месте. И так будет продолжаться 1,5-2 года, пока мы не приобретем иммунитет. Это самый простой и лучший сценарий, поскольку волны будут маленькими, система более или менее подготовлена, врачи научились диагностировать и лечить, общество тоже привыкает. Второй сценарий говорит о том, что тяжелой будет вторая волна. Так протекает грипп, тогда первая волна высокая, затем идет спад, а вторая волна в полтора-два раза выше. Спрогнозировать, будет ли в Украине вторая волна именно такой, трудно. Третий сценарий предусматривает, что каждая следующая волна будет такой же, как и предыдущая. Какой именно сценарий сработает в Украине, зависит от нескольких факторов. Первый фактор — погода, а именно, какой будет зима. Обычно у нас примерно с 10-х чисел октября начинается подъем респираторных заболеваний. Так происходит не потому, что вирусы любят холод, а потому что люди начинают прятаться, мы больше времени находимся в закрытых помещениях, меньше проветриваем помещения, теснее общаемся друг с другом, и у вирусов есть больше возможности проконтактировать со здоровыми людьми. Поэтому можно ожидать, что со второй половины октября, особенно если будет резкое похолодание и быстрая зима, тогда вторая волна может быть большой.
Следующий вопрос ресурсов системы здравоохранения как финансовых, так и человеческих. Есть понятие усталости, она есть не только у общества, но и у медиков. Сейчас она сильно нарастает, ведь никто не был готов к такому марафону. Поэтому если до сентября-октября не будут приняты меры по дополнительной мотивации или помощи, мы будем видеть большое выгорание у медиков. В результате, люди могут или увольняться с работы, или устраивать определенные мероприятия с целью привлечь внимание к себе. При этом мы имеем дефицит ресурсов, это следствие популизма. Было заявлено, что будут выплаты, повышение заработной платы, дополнительные средства. Из того, что я знаю, общаясь с людьми из разных областей, а области не производят деньги, они должны их взять где-то в бюджете, поэтому они вынули те средства, которые были предусмотрены на ноябрь-декабрь, использовав их в марте-апреле. Так что в ноябре-декабре в бюджете может просто не быть ресурсов, которые идут, в частности, на коммунальные выплаты и питание больных. И после проведения местных выборов может быть критическая ситуация. Третий фактор, который влияет на ситуацию, вирус меняется, он мутирует. В самом начале фиксировали по 5 мутаций в неделю. Это очень много. Даже были исследования, условно говоря, что китайский прототип и итальянский прототип — это два вида вируса. Мы не знаем, что произойдет в Украине. Сейчас, к счастью, частота мутаций уменьшилась, это может быть, как положительно, так как вирус может быть слабее, однако могут быть и негативные последствия, когда вирус может быть сильнее. Поэтому нужно секвенировать вирус, изучать его, где происходят мутации. Мы этого не делаем.
2 июля при Министерстве здравоохранения Украины создан Медицинский совет. В его состав вошли ведущие специалисты страны в различных направлениях медицины. Цель и главная функция Медицинского совета — консультация по поводу внедрения и реструктуризации медицинской системы Украины, использование медицинских технологий и организация научных исследований.
— Нужен ли Украине и медицинской системе Медицинский совет, созданный в июле этого года, и была ли необходимость «корректировки» той медицинской реформы, которую разработала команда Супрун?
— Это хороший, но философский вопрос. В любом случае принимаемые решения нужно с кем-то обсуждать, проводить консультации. За время работы в Минздраве Уляны Супрун также была группа, которая обсуждала те или иные подходы, а также оценивала стратегии. Таким образом происходит тестирование определенных идей. Поэтому в целом такая группа нужна, мы можем называть ее как угодно, Медицинский совет, консультационная группа, координационный совет и тому подобное. Это правильная идея. Ее композиция, из кого она состоит, это, по моему мнению, основной вопрос, а также, каковы ее функции. Если мы говорим, что это будет тестирование, как будут влиять определенные меры на медицину в будущем, то сейчас функции остались примерно те же. То есть они должны оценивать предложения, или предоставлять свои предложения в Минздрав по определенным мерам, которые предлагаются ведомством. Что негативного я вижу? Вся украинская постсоветская медицина основана на том, что концентрация ресурсов происходила на самом высоком уровне. То есть все считают, что в Киеве или во Львове лечат лучше, чем в Василькове или другом городе. И это проблема. Потому что большинство считает, что если аппендицит оперирует профессор, то ему надо доплачивать за это больше. Нет. Профессор должен заниматься теми вещами, которые являются нестандартными, а аппендицит должны одинаково лечить и оплачивать за это врачам независимо от города и региона. Поэтому в чем я вижу проблему этого совета? В его состав вошли исключительно высокоспециализированные специалисты. Я не вижу там представителей районных больниц. Я не уверен, что если там будут сидеть специалисты из ведущих институтов Киева, то они смогут осознать, какие проблемы возникают на уровне других больниц. Но это будет удобная картинка, потому что через совет можно будет, с одной стороны, проводить непопулярные решения, а с другой стороны, ссылаться на решения совета. Поэтому я думаю, что это будет фактор, который будет тормозить ситуацию. Я вижу проблему в том, что нынешняя композиция Медицинского совета зацементирует ситуацию так как она есть, а любые вещи, которые будут предлагаться, будут натыкаться на сопротивление. Основной вопрос будет заключаться в том, чтобы удовлетворить потребность этой прослойки наивысших.
Как отмечается в публикации от 19 июня на Правительственном портале, руководство Минздрава дополнит второй этап медицинской реформы, который стартовал 1 апреля, рядом мер, призванных не допустить увольнения медиков и закрытие больниц, а также обеспечить украинцев качественной медициной.
— Как, на Ваш взгляд, сейчас движется медицинская реформа, и государственная политика в здравоохранении на следующие 5 лет, на которой вы акцентировали внимание, когда ушли с должности генерального директора ЦОС?
— Я бы хотел напомнить, что говорила и Уляна Супрун и Павел Ковтонюк, что реформа, которая внедрялась, не была придумана их командой, это была реформа, которая была в 2014-м году предложена стратегической совещательной группой, куда входили различные специалисты. Часть из них сейчас критикует реформу, часть поддерживает. Однако это была стратегия, она была опубликована и предусмотрена до 2021 года. Мы подходим к концу этого периода. Что дальше? Возможно эта задача возлагается именно на этот медицинский совет, что он создаст стратегию на 5 лет. Мы должны понимать, что сейчас существует реформированное первичное звено, кое-как, но оно реформировано. Мы видим, что есть сопротивление на вторичном звене. Я думаю, что это сдвинется, но будет сопротивление на специализированной помощи. При этом денег не хватает. За это время у нас увеличилось количество трансплантаций, появились новые технологии по замене суставов. Мир движется. Теперь в каждой области методом ПЦР диагностируют вирус. И это должно ложиться в основу новой стратегии. Все это потребует средств. Поэтому надо вести переговоры с Министерством экономики (Министерством развития экономики, торговли и сельского хозяйства, — ред.) и Министерством финансов, чтобы все это обеспечить. Во-вторых, к сожалению, у нас дешевая рабочая сила, становится привлекательной для так называемого медицинского туризма. Например, Турция за счет медицинского туризма получила 200 миллиардов долларов инвестиций. И там сейчас медицина на таком уровне, что туда едет лечиться половина Европы. А мы будем использовать этот механизм или нет? Кроме того, у нас есть мощная фармацевтическая промышленность, как бы ее не ругали. К сожалению, она не была учтена интенсивно в предыдущей стратегии в силу различных обстоятельств, но это надо учитывать. Поэтому стратегия нужна, но что я вижу сейчас? Я вижу, что есть желание понравиться, чтобы была хорошая картинка, независимо от того, что происходит за фасадом. Зато реформа системы здравоохранения во всем мире — сложная, тяжелая, неприятная вещь, здесь понравиться не получится. Поэтому это самая большая проблема нынешней команды. Надо перестать хотеть нравиться, а делать дела, которые принесут результат не завтра, а через несколько лет.
Читайте также: Минздрав увеличит количество тестирований COVID-19 в 2 раза.
Подписывайтесь на telegram-канал journalist.today
